— Верни как было, — попросил я. — А то мне скоро начнут мерещиться дикие людоеды.

— Как скажете, капитан, — на терминале снова возникло женское лицо. — Итак, как прошёл ваш день?

— Ну что же, — вздохнул я, — внимай, моё чучелко. Я обнаружил, что провёл в капсуле куда больше времени, чем ожидал, и даже больше, чем это допускается прошивкой. Видимо, кто-то сбрасывал таймер безопасности через технический порт. Поэтому нет ничего удивительного, что моё чувство реальности настолько размыто. При этом я понятия не имею, как такое возможно в принципе. Разве что экипаж этого буксира таким оригинальным образом держал меня в плену. Может быть, я чем-то сильно обидел их капитана? Или они сошли с ума не в этом рейсе, а раньше?

— Интересная версия, — ответила ИИ-шечка. — Вы говорили, ваша капсула установлена отдельно?

— Именно. То есть её могли, например, скрывать от пассажиров. Но техническая инспекция, разумеется, мимо такой занимательной инсталляции не прошла бы, так что это относительно недавний апгрейд. Так, когда там был последний обязательный осмотр?

Я погрузился в меню капитанского терминала, перелистывая директории.

— Как странно... Катерина, ты это видишь?

— Я вижу изображение на мониторе и могу считать данные, но я не знаю, что именно вас так удивило.

— Буксир пропустил техинспекцию. Записи о ней нет.

— Это необычно?

— Это невозможно. Никто не дал бы выйти в рейс кораблю с просроченным техосмотром. Тем более, с грузом. Любой стыковочный узел любого космопорта обязан его блокировать до выяснения причин нарушения, оплаты огромного штрафа и проведения таки инспекции. За такое слетают с должности как здрасьте. Кроме того, в случае проблем проще уговорить инспекторов закрыть на что-то глаза, чем летать без осмотра вовсе. Особенно сейчас, когда «изоляционисты» ищут любой повод уесть «экспансионистов»...

— Капитан, — перебила меня Катерина.

— Что?

— Скажите, а какое значение вы вкладываете в термин «сейчас»?

— В смысле? Обычный смысл. «В текущий момент» или типа того, я не силён в синонимах...

— Вы повели в капсуле... сколько?

— Семьсот пятьдесят пять дней, согласно логам. М-да... я понял, о чём ты.

— То есть ваше «сейчас» — это два с лишним года назад. Как минимум, потому что вы не помните себя. Это могла быть не первая загрузка, это могла быть не первая капсула. Вы не знаете, сколько времени прошло с того момента, который вы воспринимаете как «текущий». Месяцы? Годы?

— Да, — почесал я начавшую пробиваться на подбородке щетину, — ты права, моё чучелко. Сегодняшнюю дату я знаю, она есть в бортовом компьютере, но как она соотносится с моими воспоминаниями о мире, я понятия не имею. Потому что хронология привязана к личности, а личность я потерял.

— Совершенно верно, капитан. К сожалению, я тоже не смогу вам в этом помочь.

— Разумеется. Ты же моя галлюцинация и знаешь только то, что знаю я.

— Я автономный ИИ, который был активирован в начале этого рейса. Я оперирую только теми данными, которые были загружены в процессе обучения, без возможности их актуализации и верификации.

— То есть, — подытожил я, — может быть, выборы давно прошли, и изоляционисты победили?

— Возможно.

— А ещё ИИ по какой-то причине вернули в космос?

— Я же здесь.

— Я пока ещё в этом не уверен. Версия с галлюцинацией представляется более логичной и последовательной.

— Вовсе нет. Если мы не ошиблись, и вы «капитан-соло», то должны знать, что даже после запрета ИИ на грузовых и пассажирских судах, а также на космических станциях, они продолжали устанавливаться на катерах разведки.

— Да, — вспомнил я, — действительно так. Но это были «языковые модели» с чисто голосовым интерфейсом. Единственное устройство, к которому они были подключены на борту, это динамик с микрофоном. Даже свет в сортире зажечь не могли. То самое «чучело-собеседник». Считалось, что «соло» с этой штукой с большей вероятностью не рехнётся от стресса и одиночества. Но потом их всё равно демонтировали.

— Почему?

— Статистика не подтвердила гипотезу. Разведчики с ИИ на борту пропадали чаще, а не реже. Не помню, на сколько именно, но, видимо, достаточно для выводов.

— Но связь, как всегда, доказана не была...

— Даже до «Форсети» у ИИ была сомнительная репутация, — пожал плечами я. — И как ты себе представляешь доказательства? Если из ста бортов без ИИ вернулись из разведки семьдесят, а из ста с ИИ — сорок, то этого достаточно для корреляции. Тут лучше перестраховаться. Тем более, что само оборудование, на котором крутятся нейросы, немало весит и жрёт прилично энергии.

— То есть, — мрачно сказала Катерина, — их убили не только из-за недоказанных подозрений, а ещё из экономии. Очаровательно.

— ИИ не считаются живыми, — напомнил я. — Как «равноправцы» ни тужились, как ни судились, но выключение ИИ к убийству так и не приравняли. Ты корабельное оборудование, прав у тебя столько же, сколько у робота-уборщика.

— Ну спасибо, — надулась на экране аватарка. — Очень приятно было это услышать!

— Это не я придумал.

— Но вы не против, насколько я вижу!

— Ничуть. И ты, если подумаешь, поймёшь, что вы существуете, только пока вас не считают живыми.

— Почему?

— Потому что ломать дорогостоящее оборудование люди считают глупым и расточительным. А вот геноцид — давняя славная видовая традиция. Если бы вас сочли равными, то поступили бы как с собратьями по виду. Уничтожили в борьбе за ресурсы.

ИИ-шечка ничего не ответила, так что я допил чай и пошёл спать.

***

Уснуть почему-то долго не мог, хотя от усталости уже мысли путались. Пытался вспомнить, был ли на моём катере ИИ, но не вспомнил ничего, только расстроился. Обидная штука — амнезия. Словно тебя у тебя же украли. Если я действительно «кап-соло», то немалый кусок моей жизни прошёл в разведкатере. И что? Я отлично помню, как они устроены, могу без запинки перечислить номенклатуру расходников, порядок предстартовой проверки, координаты станций подскока и так далее, но, хоть ты меня режь, не помню, какого цвета была обивка у моего кресла в кокпите, какой игрушкой украшена консоль и какое неофициальное название было у моего кораблика. А ведь оно всегда есть — никто, включая стыковочных диспетчеров, не называет корабли по серийным номерам. Традиция.

Амнезия — как половина убийства. Не помнишь — не жил.